Blade Hawk
Путь Справедливости

I

Над огромной равниной, усыпанной мертвыми телами, стояла мрачная тишина, нарушаемая только карканьем воронья, редкими возгласами мародеров, да свистом порывов холодного ветра. Недавнее поле брани превратилось в мрачный могильник. Из тех, кто выжил после бойни, здесь оставались только серьезно раненые, неспособные никуда уйти. Ближе же к вечеру на равнине появились те мрази человеческого рода, что наживаются на чужих страданиях и смерти. Мародеров мало волновали оставшиеся в живых. Только тогда, когда надо было снять что-нибудь ценное с тела, редкий негодяй мог обратить внимание на раненого. И то, лишь для того, чтобы безжалостно его добить.

Один из таких мерзавцев подошел к большой куче сваленных тел и стал осматривать каждое из них в поисках ценного. Закончив с одним мертвецом, он, пыхтя, оттаскивал его в сторону и принимался обыскивать другого.

Дернув очередной труп, мародер услышал тихий стон и, повернув лицо в сторону, откуда раздался этот звук, заметил какое-то шевеление. Еще один раненый. Ну что же. Мародер грязными руками вытащил из-за пояса дорогой кинжал – несомненно, снятый им недавно с чьего-то тела – и наклонился туда, где среди кучи тел находился живой человек. С противной ухмылкой, расползшейся на запачканном лице, негодяй занес свое оружие.

Неожиданно, отбросив пару чьих-то мертвых конечностей, из той кучи появилась рука и сжала горло мерзавца, а через мгновение вторая рука схватила обидчика за правое запястье. Мародер, тщетно пытающийся отбиться, сквозь темную пелену, быстро заволакивающую его сознание, разглядел только пронзительный взгляд синих глаз. А дальше была только тьма.

Человек, одержавший победу, раздраженно отбросил труп мародера и с омерзением вытер ладонь, которой держал жирную шею негодяя, об одежду ближайшего мертвеца. Затем он, кряхтя, выбрался из-под завала мертвых тел и встал на ноги. Нашел среди павших свой меч и, очистив его рукоять от грязи, зажал в руке – мародер тут явно был не один. Об этих ушлых людишках, не имеющих ни стыда, ни совести, забывать было нельзя.

Мужчина, который от силы прожил четверть века, был залит кровью, но, в основном, чужой. Хоть ран на его теле было предостаточно, ни одна из них не была по-настоящему серьезной. Из доспехов на нем осталась только порванная в нескольких местах кольчуга – шлем слетел во время схватки и куда-то укатился.

Человек был высок, под рваной холщевой рубахой перекатывались могучие мускулы. Несмотря на засохшую бурую кровь, коркой покрывающую его длинные волосы было ясно, что цвет их был черным, как ночь. На испещренном шрамами лице мужчины выделялись синие глаза. Те самые, что стали последним видением в жизни мародера, нарвавшегося на добычу себе не по силенкам.

Мужчину звали Конан. Конан-варвар из Киммерии.

Киммериец огляделся вокруг, морщась от боли в израненном теле и стиснул зубы от злости – нет, не так он представлял себе конец боя, в который с такой уверенностью вступал этим утром. Конан решил было найти тела своих товарищей - возможно, кто-нибудь из них, так же как и он, уцелел в этой безумной схватке, однако, покопавшись среди кучи трупов, никого так и не обнаружил. А может и просто не узнал среди обезображенных, испачканных кровью и грязью, а часто и расчлененных мертвецов. Северянин оставил это бессмысленное занятие и с болью посмотрел на горизонт. Нет, не так все это начиналось…

II

Ранним летом Конан прибыл в Бритунию в поисках работы для своего меча. Эта довольно обширная северная страна находилась под властью единого короля. Однако король этот сквозь пальцы смотрел на управление на местах, отдав его на откуп своим баронам. Лишь бы золото продолжало исправно течь в казну да, и в случае крупной войны, которой здесь уже триста лет не было, люди были готовы встать под королевские знамена.

Причиной, по которой Конан сюда приехал, были слухи о том, что несколько бритунийских баронов не прочь увеличить территорию своих земель за счет земель своих соседей. А поскольку королю подобные разборки были безразличны – размер налога зависел от величины надела, а не от количества нобилей, которые им владеют - то, скорее всего, намечалось несколько маленьких войн.

Не успел закончиться первый месяц лета, как одна такая началась. На юге страны, один из мелких баронов среднего достатка, по имени Падрегин, окончательно рассорившись со своим соседом – бароном Энгусом, с которым раньше крепко дружил, заявил, что земли того по праву принадлежат другому, ему - Падрегину, что справедливость нужно восстановить, и объявил своему бывшему другу войну. Энгус не остался в долгу. Он, на удивление, не стал строить из себя жертву, не стал отправлять бессмысленные послания к королю, жалуясь на то, что его пытаются несправедливо обидеть. Напротив, он сам объявил войну обидчику, послав к своему врагу гонца, которого потом безжалостно прирезали, с заявлением о том, что он совершенно согласен с тем, что справедливость необходимо восстанавливать. Только вот на самом деле это не его земли принадлежат Падрегину, а земли Падрегина по праву принадлежат ему. Также в послании говорилось о том, что ложь и оскорбления можно смыть только кровью, и, естественно, что это он - барон Энгус, объявляет войну своему обнаглевшему соседу.

Редкий барон, имеющий лишние деньги, во время войны откажется от услуг профессионального наемника. Поэтому Конан, с группой товарищей той же профессии, попавших в эту страну по той же причине, что и он, легко нашли работу, встав под знамена барона Энгуса. Выбрали они его сторону не по той причине, что ее можно было назвать пострадавшей. Нет. К таким вещам наемники относились совершенно безразлично. Просто Энгус платил больше, обеспечив их к тому же задатком.

Армии обоих баронов состояли из небольшого числа нобилей, живущих вместе со своими господами в их родовых замках, и толпы разномастного сброда, собранного с подчиненных земель – крестьян согнанных в середине пахотного сезона, явно не понимающих, зачем вообще им нужно воевать. Вооружены были эти простые люди соответственно. Редко у кого попадалась такая роскошь, как меч. В основном крестьяне принесли с собой грубые топоры, сделанные собственноручно дубины и копья, кое у кого были вилы и даже деревянные остроги. О доспехах и говорить-то нечего – шкуры, одетые в несколько слоев простые рубахи и меховые шапки. И это в разгар лета. Ни лучников, ни арбалетчиков не было вообще.

Нобили были вооружены гораздо лучше, однако, как успели понять наемники, поссорившиеся бароны и их окружение были не из той породы людей, что бесстрашно бегут на врага в первых рядах своих армий, а то и на шаг обгоняя их. Наоборот, все говорило о том, что знать будет отсиживаться в тылу до последнего, позволив сельским мужикам резать друг друга.

Учитывая это, не похоже было на то, что война продлится долго. Опытный воин - а таких среди прожженных огнем и мечем наемников было более, чем достаточно - мог, еще тогда, до начала военных действий, позволить себе предположить, что все решится по окончании одного единственного боя, о начале которого Падрегин и Энгус договорились заранее и подготовки к которому совершенно не скрывали.

Поэтому Конан и его товарищи не испытывали особых беспокойств по поводу предстоящей схватки и, даже ожидали ее с оптимизмом. Никто из них был не против получить хорошие деньги за средней степени риск. Ну, а если судьбой будет уготовано сложить кому-то голову на поле брани, то такова жизнь и к этому были готовы все наемники. Такая у них работа, в конце концов.

III

В назначенный день, поздним пасмурным утром, армии обоих баронов собрались на большой равнине, находившейся неподалеку от границы, разделяющих земли перессорившихся феодалов. Началось все так же, как и в сотне других войн, что беспрестанно разгорались в западной части Хайборийского мира – противоборствующие войска, нехотя, двинулись навстречу друг другу, повинуясь приказам своих командиров. Но, когда армии схлестнулись друг с другом, когда появились первые раненые и убитые, настроение воинов-крестьян с обеих сторон резко сменилось. Пришли ярость, ожесточение, ненависть. Война стала настоящей.

Наемники чувствовали себя здесь в своей стихии. Дела складывались так, как они и предполагали заранее – необученные воинскому делу селяне, обладающие к тому же плохим оружием и ненадежной защитой, были явно не ровней закаленным рубакам, прошедшим не один десяток кровавых схваток и оставшимся при этом в живых. Нельзя было сказать, что наемники проходили сквозь крестьян, как нож сквозь масло – даже неопытный воин поневоле, оторванный от сохи, остается крепким мужиком с сильными руками – однако да, было попроще, чем если бы пришлось биться с профессиональными бойцами. Собственных наемных воинов у барона Падрегина не было, по крайней мере Конану, который в пылу сражения оторвался от остальных своих товарищей, ни один не попался.

Схватка продолжалась не более часа и, в конце концов, стала близиться к финалу. Бароны-командиры не имели ни малейшего понятия о такой вещи, как резервы. Бойцы с обеих сторон устали. В бойне, весьма далекой от воинского искусства, погибла куча народу, еще больше людей выбыли из битвы ранеными. Такое не могло продолжаться долго.

Вскоре, возможно благодаря умелым действиям наемников, которые, несмотря на то, что, казалось, были незаметны в толпе крестьян, сумели грамотно применить свои силы и мастерство, а возможно и по причине того, войско Энгуса неожиданно оказалось сильнее, армия противника дрогнула и была готова побежать. Пришлось Падрегину со свитой вступить в схватку, чтобы показать пример своим людям и воодушевить их. Впрочем, эти его действия мало чем могли ему помочь. По большому счету, крестьянам, которых и так, против их воли, притащили сюда, теперь, после кровавой изматывающей бани, на храбрые порывы Падрегина было совершенно наплевать. Тем не менее, барон сумел на некоторое время сохранить фронт. Но это было временное и кажущееся достижение. Армия Падрегина была обречена.

Внезапно над полем боя разнеслись звуки труб, а спустя несколько секунд откуда-то сбоку от ставок обоих баронов, послышался топот множества конских копыт. Обе армии, за редкими исключениями, отпрянули друг от друга. Не понадобились даже приказы командиров – воины каждой из сторон посчитали, что к врагу прибыло подкрепление. Однако судя по удивленным лицам и крестьян, и самих баронов, никто никакой помощи не ожидал.

Наконец, из небольшой низины, которой с одной стороны закачивалась равнина – неизвестный военачальник отлично изучил поле будущей битвы – сначала показались флажки и знамена, изображение на которых вызвало ропот как у людей и Энгуса, так и у солдат Падрегина, а затем появились закованные в сталь всадники, впереди, которых несся их предводитель – воин в черных доспехах. Он держал высоко над собой правую руку с зажатым в ней длинным мечом, а его длинные волосы, даже не прикрытые шлемом развевались на встречном ветру.

Со стороны обоих баронов послышались возгласы о том, что появился новый враг. Командиры пытались выстроить крестьян в какое-то подобие боевого ряда, организовать бывших противников в единую армию, но все было тщетно. Времени было мало, а усталые, испуганные зрелищем новой силы воины, чаще всего просто игнорировали приказы.

Всадники врезались в перемешанные армии Падрегина и Энгуса словно коса в пшеницу. Те селяне, которые первыми встретили новую силу, были просто сметены, как сухие листья. Тела их были изуродованы и растоптаны. Этого оказалось достаточно для тех, кто был позади. Среди крестьян началась паника, и остатки войск обоих баронов бросились спасаться бегством. Многие побросали оружие.

Началась настоящая резня. Всадники безжалостно рубили убегающих в спину. Казалось, целью закованных в сталь воинов было поголовное истребление войск противника, а не просто победа. А паникующие крестьяне даже помогали им в этом – в давке, толчее, немало народу было затоптано своими же.

Впрочем, в этой редеющей толпе бегущих от страха людей оставались небольшие островки сопротивления, где пытались хоть как-то противостоять армии беспощадных агрессоров. Это были наемники и отряды знати баронов, развязавших эту войну. У местных нобилей не было большого выбора – или смерть в бою, или бегство и прозябание в бедности и безвестности, что было для них даже хуже, чем гибель. Они стали биться с остервенением бешеных псов, не обращая внимания на собственную безопасность и здравый смысл, и от этого стали очень опасны. В отличие от них, наемники вели себя иначе. Всем было ясно, что конец уже близок, что на этот раз вовсе не звонкая монета будет им наградой, поэтому они сражались полные ярости, с холодным фатализмом обреченных, стараясь перед смертью забрать с собой как можно больше врагов.

Но этого было явно недостаточно. Всадники, которыми командовал воин в черных доспехах, своим количеством превышали защитников числом один к десяти. К тому же, пешие воины, вооруженные по большей части мечами да топорами, не были ровней закованным в сталь конникам.

Предводителя всадников Конан запомнил очень хорошо. Именно киммериец первым поразил нового врага, и так вышло, что против него выступил именно этот человек в черной броне. Когда побежали крестьяне, варвар встал, широко расставив ноги, чтобы как можно тверже закрепиться на земле и, размахивая своим полуторным мечом, издал яростный боевой клич. Сельские жители, даже будучи охваченными слепой паникой, старались обходить северянина стороной.

Воин в черных доспехах, видимо увидев смельчака, посмевшего даже пытаться встать на пути его армии, развернул к нему своего скакуна и стал приближаться на большой скорости, явно намереваясь снести храбрецу голову с плеч. Когда лошадь приблизилась к Конану на расстояние удара, северянин, резко шагнув вправо, взмахнул мечом и с разворота рубанул кобылу своего врага. Попал по тому месту, куда и намеревался нанести удар - по задней части передней ноги скакуна, не защищенной стальными пластинами.

Конечность лошади подогнулась, и бедное животное, несшееся на полной скорости не выдержав веса доспехов и седока, споткнулось, видимо сломав вторую переднюю ногу и рухнуло на землю, кувыркаясь. Первый же толчок выбил из седла всадника и тот, пролетев небольшое расстояние, упал, со всего размаху приземлившись головой на выступающий камень. Верная смерть для любого…. Однако, воин в черных доспехах, как ни в чем не бывало, вскочил на ноги и принялся рубить убегающих крестьян. Несказанно удивленный Конан заметил даже, что предводитель всадников даже не выпустил свой меч из рук.

Но потом толпа разделила их, и киммериец потерял необычного воина из виду. К тому же были дела и поважнее, чем просто стоять на месте и удивляться. Конан пробежал несколько ярдов в сторону врага и, обнаружив валяющиеся на земле вилы, поднял их. Как оказалось вовремя. Заметив всадника приближающегося к нему, варвар вбил деревянный конец вил в землю и прижал его ногой. Наездник заметил действия киммерийца и попытался остановить своего коня, но было слишком поздно. Резкий удар вышиб воина из седла. Этот человек оказался из плоти и крови - остался лежать на земле, не подавая признаков жизни.

К сожалению, это было все, что Конан запомнил об этой битве. Когда он отскочил от несущейся лошади сраженного им всадника, то наткнулся на какого-то крестьянина, который бежал в панике подальше от страшного врага. Мужик врезался в северянина и на несколько мгновений заслонил ему обзор. Этой заминки хватило - чей-то мощный удар поразил киммерийца прямо в голову, ввергнув его в беспамятство. Видимо, именно тогда и отлетел Конанов шлем, скорее всего, и сохранивший ему жизнь…

IV

Еще раз, оглядев поле минувшего сражения, киммериец нашел, что хотел, и решительно вогнав меч в ножны, направился в нужную сторону. Его интересовали трупы всадников той армии, что напала на ослабленные силы Энгуса и Падрегина. Павших наездников было гораздо меньше, чем их мертвых скакунов. Скорее всего, большинство тел погибших было подобрано с поля брани их товарищами.

Приблизившись, Конан мельком осмотрел мертвого воина. Оружие убитого давно утащили, более того, судя по надрезанным ремешкам и торчащему через щели исподнему, мародеры даже пытались стащить с всадника его доспехи. Однако то ли бросили это дело, то ли их кто-то спугнул. Но киммерийца это все очень мало интересовало. Он искал только одно – какую-нибудь вещь, которая поможет ему узнать, кем были эти неизвестные люди. Кем был тот неуязвимый воитель, что руководил ими. Сам северянин мало кого знал в этой стране, однако не сомневался, что найти врага ему помогут.

У Конана появилась цель. Месть.

По большому счету, его мало волновали бедные крестьяне, зарубленные как скот. Киммерийцу было совершенно наплевать и на честь знатных семей, униженную позорным поражением. Были какие-то сожаления по поводу павших товарищей-наемников. Но поскольку если бы все сложилось иначе, он мог встретиться с любым из них в какой-нибудь другой войне на стороне врага, то и это вряд ли можно было назвать побуждающей причиной для мщения.

Однако было нечто, чего сам Конан не мог себе объяснить, заставившее его схватить обнаруженное под телом вражеское знамя и рывком сорвать полотнище. Возможно это сам факт подлого, предательского нападения на беспомощных, усталых от битвы людей. Возможно, все было в не менее бесчестном неравенстве сил – даже свежие, полные сил, крестьяне с мотыгами были просто никем перед конными всадниками, закованными в сталь. А возможно, главной причиной являлся предводитель всадников, чья неуязвимость перед обычными людьми была вопиющей несправедливостью. Честный бой, в котором каждый рискует своей жизнью, полагаясь только на собственные удаль и умения, будет справедливым. Но такое – никогда.

Киммериец поднялся, смял полотнище и засунул его себе за пазуху. Затем посмотрел в сторону мародеров, которые на дальнем конце поля копались среди тел, и вытащил меч. У этих людей наверняка должна была быть лошадь…

V

Огромный серый замок возвышался среди низеньких подсобных построек, словно великан среди лилипутов. Время и ветры основательно поработали над камнем, из которого он был сложен, а мелкая растительность зеленью покрывала его подножья, как, бывает, грязь покрывает людские сапоги.

Конан стоял перед высокой стеной замка и смотрел вверх, выглядывая, есть ли движение там, далеко наверху. Северянин был облачен в минимум одежды – штаны из дубленой потертой кожи и холщевая безрукавка. Обуви не было вообще. Для дела, которое ему сейчас предстояло совершить, наряд был в самый раз. За могучей спиной киммерийца был закреплен его полуторный меч, а к левой руке ремнями прикреплены ножны с кинжалом.

Стоял поздний вечер. В этой части страны летние ночи никогда не были по-настоящему темными, поэтому прежде чем приступить к выполнению своего плана северянин дождался сумерек, которые продлятся до самого утра.

Не обнаружив наверху ничего подозрительного, Конан решительно подпрыгнул и, ухватившись за камень в неровной кладке стены, начал свое долгое восхождение. То, что он сейчас делал, было удивительным и немыслимым для цивилизованного человека – если бы кто-то сейчас увидел северянина, ему показалось бы, что тот поднимается по сплошной монолитной поверхности, словно какой-нибудь шмель или овод. Однако для самого киммерийца подобный путь был, может быть, лишь немногим сложнее, чем подъем по лестнице. Кладка стены замка была довольно грубой. Если камень, из которого ее складывали как-то и обрабатывался, то сейчас этого было совершенно не видно. В итоге, оставалось бесчисленное количество щелей и провалов более, чем достаточных для того, чтобы в них пролезла ладонь и носок ступни. Единственная опасность состояла в том, что какой-нибудь камень в кладке мог за долгое время расшататься и, под тяжелым весом человека выпасть. Но у Конана был огромный опыт в таких делах. В детстве, в родной Киммерии, где гор было более, чем достаточно, ему приходилось взбираться на утесы и покруче и помонолитнее. Да и, с другой стороны, не зря же варвара когда-то называли королем воров. И не где-нибудь, а в самом Аренджуне, столице далекой Заморы, городе, который заслуженно именуется «Городом Воров».

Замок принадлежал барону Хоребарду. Конану не составило труда узнать, кому принадлежало найденное им знамя. Теперь в бывших вотчинах Падрегина и Энгуса эти цвета были известны даже тем, кому они ранее были незнакомы. Всадники – вестники нового господина, провозглашающие новые порядки - принялись ездить по деревням сразу после того, как завершилась та злополучная битва, которая одновременно стала и концом войны.

Хоребард был довольно крупным землевладельцем, чья территория, что неудивительно, располагались к северу от угодий перессорившихся баронов. Не составляло никакого труда понять, что он решил воспользоваться сложившейся ситуацией и за один бой увеличить свою территорию почти что вдвое. Открытая подготовка Энгуса и Падрегина к войне планам Хоребарда только помогла.

Официально Хоребард со своими соседями не враждовал, и, казалось бы, поводов для нападения на них у него не было. Недавно унаследовав титул и земли своего отца, он сразу же стал вести свои дела иначе, чем все остальные бароны. Довольно быстро у него появилась довольно крупная по местным меркам армия, состоящая из настоящих воинов, а не крестьян-землепашцев. Наличие ее у себя он объяснял только одним – необходимостью самозащиты. И действительно, никто из окружающих его баронов не смел даже подумать о том, чтобы позариться на его земли. Но вот он применил свои войска совсем для другой цели.

Нападение барона на Падрегина и Энгуса не стало ни для кого удивительным - к реалиям бритунийской политики привыкло уже все местное население. А меньше всего она волновала простых людей. И если бы бароны не заставляли именно их проливать свою кровь, то крестьянам не было бы совсем никакого дела до того, кто у них на этой неделе хозяин.

Вот и Конан, в том первом поселке, куда добрался, видел на лицах людей лишь отчаяние и горе от потери близких, а вовсе не сожаление по поводу смены господина. Пройдут дни, месяцы и они забудут, кто именно приказал резать их сыновей, отцов братьев, как свиней и будут все также безропотно пахать свою землю и платить налог. Только чужой человек - северянин из варварской Киммерии, желал вместо них покарать их обидчика, хоть и причины для мести у него были совсем другими. Хоребард должен был умереть…

К тому времени, как Конан добрался до вершины замка, а точнее верхушки одной из зубчатых башен, стало чуточку темнее. Ветер пригнал откуда-то с севера тучи, которые и закрыли тонкой пеленой небесный свод. Киммериец не предвидел такой перемены погоды, хоть и знал, что она была в этих землях довольно переменчивой. Вполне возможный в подобных условиях дождь, мог сделать его восхождение по стене опасным. Однако это все-таки сыграло на руку варвару. На вершине замка - площадке, огороженной зубчатыми выступами высотой по колено взрослому человеку - судя по громким шагам, кто-то все-таки был.

Конан подтянулся и, осторожно высунув голову в проеме между зубцами, оглядел площадку. Дозорные - два воина в уже известных киммерийцу доспехах - не слишком рьяно выполняли свои обязанности. Один из них слонялся по вершине башни от одного края в другой, и если бросал взгляд на поле далеко внизу, то редко и очень лениво. Второй же стражник вообще сидел, прислонившись спиной к небольшому портику, за которым темнелся проход, несомненно, ведущий внутрь замка. Этот дозорный что-то жевал, доставая пищу из небольшого свертка рядом с ним и запивал все это каким-то пойлом в глиняном кувшине. Не крестьяне конечно, но дисциплиной здесь и не пахло. Впрочем, безусловно, эти стражи должны были выглядывать опасность вовсе не такого плана, которую представлял одинокий северянин.

Варвар стараясь не шуметь, что было, не слишком трудно – ветер, со свистом огибающий холодные камни словно помогал киммерийцу в его деле – передвинулся по стене круглой башни немного в сторону. Теперь второй стражник был полностью заслонен портиком и не смог бы увидеть северянина, даже если бы тот встал за ним в полный рост. Затем Конан вынул из кладки башни кусок расшатанного камня и, довольно сильно стукнув им по стене, скинул его вниз, так, чтобы он еще несколько раз отскочив от поверхности, донес досюда отзвуки эха своего падения.

Судя по всему, в скучном времяпрепровождении ходившего туда-сюда дозорного появилось нечто интересное и он, не проявляя никакой тревоги, побрел в сторону шума узнать, что же там отвалилось на этот раз. Дозорный, желая посмотреть вниз, подошел к проему между башенными зубцами. Тут же могучая рука варвара, резко высунувшегося из-за стены, схватила его за ремень и сильно дернув, отправила стражника на далекую землю. Под затихающие крики падающего человека, Конан вылез на вершину башни. Как раз вовремя, чтобы встретить ударом кинжала второго дозорного, который вскочил от испуга, когда услышал голос своего приятеля. Мертвое тело киммериец скинул туда же – вниз.

Через несколько минут Конан был уже внутри замка. Когда он спускался по крутым каменным ступеням башни в главное здание, то на своем пути никого не встретил. Что, в общем-то, было немудрено. Сам замок, конечно, выглядел более богатым, чем замок того же барона Энгуса. Однако в основе своем был почти таким же – здесь было так же холодно и сыро и, в это время суток, очень темно. Ни один нобиль, находящийся в своем уме, не стал бы переводить сырье и деньги на освещение такого огромного здания с множеством коридоров, комнат, лестниц и залов. Если кто-то желал куда-то попасть, то этому кому-то было вполне достаточно одинокого факела или масляной лампы. И этот факт полностью устраивал киммерийца – возможную помеху он разглядит издалека.

Что и произошло несколько раз на его пути к середине замка - туда, где встреча с бароном была более вероятна. Каждый раз варвар благополучно пережидал в тени, пока человек не пройдет мимо, и продолжал движение к цели. Исключением стал какой-то нобиль, обжимавшийся с женщиной в платье непонятного, из-за задранной юбки, вида. Они стояли в довольно нешироком коридоре, частично загораживая проход. К их счастью, они были слишком заняты друг другом и, в основном смотрели в стену перед собой, поэтому не заметили скользнувшего мимо них потерявшего терпение северянина, так и не дождавшегося, пока парочка уберется сама.

VI

Чем дальше продвигался Конан, тем громче становился шум, отголоски которого он начал слышать сразу после того, как проник внутрь замка. Теперь в ранее монотонном гуле были различимы звуки музыки, смех и голоса множества громких глоток. Не было никаких сомнений – барон Хоребард и его люди отмечали вчерашнюю ошеломительную победу.

Увидев в очередном проходе яркий свет, киммериец замедлил движение, а когда приблизился к двери, присел и осторожно выглянул наружу. Впрочем, его предосторожность были излишней, поскольку опасности не было. Да, он добрался до зала, где проводился пир, однако оказался на втором его этаже – длинной террасе, внедренной в выступы вверху стен, опоясывающей помещение по всей его протяженности. Варвар, предварительно осмотревшись вокруг, подошел к балюстраде, уже не слишком опасаясь возможности быть замеченным. Сюда, наверх, попадали лучи ярких, усаженных сотнями свечей, люстр, однако, по сравнению освещением основной части зала, где веселились пирующие, здесь было довольно темно. Да и не свойственно человеку, чувствующему себя в безопасности, а тем более пьяному и занятому собой, едой, выпивкой да развлечениями, пялиться вверх.

Зал был довольно велик – сюда уместилось множество столов, за которыми сидело не менее пяти сотни человек. Здесь присутствовала, как знать, так и простые воины, удостоенные за какие-то заслуги быть приглашенными на застолье к барону. Но на этом мнимое равенство заканчивалось – столы первых и вторых были разделены между собой большим проходом. Впрочем, Конан каких-то отличий между людьми, казалось бы, такого разного положения не увидел. Все вели себя совершенно одинаково – много пили, хватали пищу голыми руками и этими же руками лапали проходящих мимо служанок.

На самом почетном месте, во главе большого, богато убранного стола, на высоком кресле из черного дерева, сидел знакомый Конану человек, очевидно, сам господин этих земель - барон Хоребард. Это был тот самый всадник, военачальник в черных доспехах, для которого падение вниз головой об землю было не страшнее, чем женская оплеуха. Казалось бы, стоило гордиться таким бароном, который в отличие от большинства нобилей не страшился вести своих воинов на врага самостоятельно. Но нет в этом, ни чести, ни славы, ни доблести, если ты, благодаря каким-то демоническим силам, неуязвим для врага. Если тебя нельзя ранить, честно сразить.

У Конана все еще оставались некоторые сомнения. Он допускал, что возможно, ему во вчерашнем бою все просто показалось, и не было ничего сверхъестественного в том, что Хоребард не свернул свою шею. Особое устройство доспехов или какая-нибудь случайность, которые иногда бывают даже в самых кровопролитных битвах и о которых чудом выживший человек потом рассказывает недоверчивым слушателям на посиделках возле костра. Но с этим можно будет разобраться потом - у киммерийца было время. Нападать на Хоребарда сейчас, когда его окружают сотни людей, было чистым самоубийством. Поэтому варвар просто решил дождаться, пока не закончится пиршество, а все гости не разойдутся восвояси. Но не здесь.

Северянин решил было вернуться в ту дверь, откуда пришел, как внезапно услышал чьи-то громкие слова, после которых утихли и музыка, и голоса бражничающих. Решив посмотреть, что происходит, Конан, не забывая об осторожности, скользнул обратно к перилам.

Это был барон Хоребард, который встав из-за стола с поднятой в руке золотой чашей, обратился к своим людям.

- Воины! – сказал он. – Вчера мы… нет, вы, - выделил Хоребард это слово, - одержали великую победу! Долго мы к ней шли! Долго ждали! Долго мы наблюдали, как наши соседи бесстыдно выжимали соки из земель по праву принадлежащих нам! – гости эти слова приняли восторженным вскриком, а Конан подумал о том, что бритунийские бароны не отличаются бурной фантазией. Следующая фраза Хоребарда только подтвердила мнение киммерийца.

- Но теперь справедливость восторжествовала! - произнес барон. - В тяжелой, кровопролитной битве, мы сумели сразить целых две сильнейшие армии, - (услышав это, киммериец стиснул зубы, а его ладонь непроизвольно метнулась к рукояти меча), - и теперь на нашей земле, - продолжал Хоребард, - установится, наконец, порядок!

Собравшиеся в зале опять одобрительно зашумели. Конан решительно не понимал этих людей. Большинство из них наверняка присутствовали во вчерашней битве и просто не могли не увидеть, против кого они выступали на самом деле. Наверняка они гнали бедных, измученных боем крестьян. Наверняка рубили их в спину, не встречая почти никакого сопротивления. Наемники? Дружины баронов? Может быть. Но силы были явно неравны. Так чего же люди Хоребарда так радуются, чего встречают с таким вниманием его слова? Эти воины настолько глупы? Или они просто готовы поверить любой лжи, угодной их гнилым душам? Киммериец презрительно сплюнул.

Барон сказал еще множество слов, после которых варвар только укрепился в своем намерении. Хоребарду не место на этом свете. И если, ему, Конану суждено стать орудием судьбы, то он только приветствовал это.

Наконец речь Хоребарда начала подходить к концу:

- Воины! Перед тем, как мы продолжим отмечать эту знаменательную победу, позвольте мне преподнести вам небольшой подарок…, - барон выдержал паузу и махнул рукой.

Слуги, которые видимо, ожидали этого знака, тут же вытащили в центр зала сопротивляющегося, сквернословящего человека, закованного в цепи. Конан его узнал сразу же. На протяжении прошедших недель киммериец видел его довольно часто. Гости встретили появление этого человека гневными выкриками, кое-кто принялся бросать в него кусками пищи.

Тем временем Хоребард продолжал:

- Я, конечно же, хотел сделать подарок более весомым. Однако, к моему глубочайшему сожалению, Падрегин погиб на боле боя вместе со своей немногочисленной свитой. Храбро сражался, надо сказать, - по лицу барона мелькнула снисходительная ухмылка. - Ну что же, обойдемся тем, что есть! Поприветствуйте моего благородного собрата, барона Энгуса!

Хоребард поставил пустой кубок и, выйдя из-за своего стола, подошел к своему пленнику, который издал при виде этого зрелища какой-то нечленораздельный рык.

- Доволен ли ты приемом, Энгус? - спросил Хоребард. – Я просил своих слуг обеспечить тебя всем самым лучшим.

При этих слова по залу прокатился смешок. Ответа Энгуса не пришлось слишком долго:

- Ты грязный ублюдок, Хоребард! - выкрикнул он. – И жалкий трус! Освободи мне руки, и я покажу тебе, что я думаю о тебе и о твоем приеме, - сказав это, Энгус плюнул своему пленителю в лицо.

Слуги тут же заткнули ему рот, а те воины Хоребарда, что сидели поближе, вскочили со своих мест с гневными возгласами. Однако барон остановил их взмахом руки. Затем он достал изящный платок и спокойно вытер плевок.

- Ты несправедлив ко мне Энгус. Ты просишь освободить тебя? Ты хочешь мести? Хорошо! Еще никто не смел называть Хоребарда трусом! – заявил барон. - Снимите с него цепи!

Слуги принялись исполнять приказ, а со стороны прихлебателей барона послышались новые возгласы, на этот раз обеспокоенные.

- Ничего, ничего! – воскликнул Хоребард. – Он имеет на это право. Не могу же я, как хозяин, отказать нашему гостю в исполнении его желания.

Через пару минут слуги закончили свои работу и барон отослал их прочь. В центре зала остались только ухмыляющийся Хоребард и Энгус, который, словно не в состоянии поверить в свое освобождение, растерянно озирался вокруг.

- Меч мне! – приказал Хоребард и опять, почти мгновенно, будто бы это представление было отрепетировано заранее, кто-то из челяди кинул ему ножны с оружием.

Барон ловко их поймал и, вытащив клинок, отбросил ножны в сторону. Энгус, увидев перед собой острие меча, отшатнулся в испуге прочь. На лице его снова появились признаки гнева, и он уже собирался что-то выкрикнуть в сторону ненавистного врага, как вдруг запнулся. Хоребард снова поступил совершенно неожиданно для него. Барон повернул меч клинком к себе и с издевательским полупоклоном протянул его Энгусу. Пленник нерешительно потянулся к рукояти, а когда ладонь его коснулась оружия, решительно схватил меч и резко вырвал его из рук Хоребарда. Оскалив зубы, Энгус замахнулся на обидчика, однако удара не нанес. По-видимому, он просто не смог ударить безоружного противника. Несколько мгновений он ждал, однако Хоребард все так же стоял перед ним и издевательски улыбался, не обращая внимания на шум, поднявшийся в зале.

- Во что ты играешь? – выкрикнул, наконец, Энгус. – Бери клинок и защищайся!

- Зачем? – пожал плечами Хоребард. – Я с тобой справлюсь и так.

- Что ты несешь? Бери оружие!

- Ну что же ты за баба такая? – спросил Хоребард и развел руками в полной тишине, не сводя с Энгуса глаз. – Вчера весь бой провел за спинами своих воинов, да и сейчас стоишь и сопли наматываешь! Это ты трус, Энгус! Грязный, вонючий трус!

Этого оскорбления Энгус не вынес. Взревев, он махом опустил клинок, целясь Хоребарду в то место, где над воротником барона белела шея. Однако, несмотря на то, что удар был нанесен довольно сильный, лезвие меча, казалось, только скользнуло по коже, не оставив не ней ни малейшего следа. Не раздалось и звука, с каким обычно хладный клинок входит в плоть и кость.

Конан был примерно готов к такому, зато, как оказалось, для большинства воинов Хоребарда, повскакивавших с проклятьями со своих мест, все это оказалось полной неожиданностью. Для Энгуса тоже. Бывший барон отшатнулся и глупо посмотрел на меч, который держал в своей ладони. А Хоребард упер руки в бока и, подняв, лицо к потолку злобно расхохотался. Подстегнутый унижением, которому подвергся, пленник в бешенстве подскочил к барону-мучителю и принялся его рубить, наотмашь, не обращая внимания, куда целиться. Однако Хоребард все стоял и смеялся – на нем не появилось и царапины, даже одежда на его теле не пострадала. Если у Конана и были какие-то сомнения, то теперь они напрочь исчезли – Хоребард действительно был неуязвим.

Наконец Энгус, устав отскочил от своего мучителя и тяжело дыша, произнес:

- Что это за колдовство такое, ублюдок? Кому ты продал сою душу?

При этих словах Хоребард прекратил смеяться и, как показалось киммерийцу, все также наблюдающему за всем сверху, слегка вздрогнул.

- Колдовство?! – воскликнул хозяин замка, его лицо стало злым, он сошел места, где стоял и стал приближаться к своему пленнику. Энгус попятился, а затем, словно в панике, замахнулся и ударил своего врага. Как оказалось в последний раз. Хоребард поймал левой рукой острый клинок, правой ударил Энгуса в живот, а когда тот согнулся от боли, изо всей силы лягнул его коленом лицо. Затем неуязвимый барон вырвал меч из рук своей жертвы, и, взяв обеими руками за рукоять, занес оружие над своим врагом.

- Это не колдовство! – выкрикнул Хоребард так, чтобы его слышал весь зал и резко ударил мечом вниз. Острие клинка со спины вошло в шею Энгуса и вышло через его горло.

Хоребард отпустил рукоять меча, обернулся к своим людям и, разведя руки в стороны, провозгласил:

- Со мной сила богов! Именно поэтому мы победили вчера! И поэтому мы будем побеждать дальше!

Его гости поднялись со своих мест и разразились приветственными криками. Под неумолкающий шум зала, барон неспешной походкой направился в сторону своего места. Он все время улыбался, его лицо было полно гордости и самодовольства, однако Конан заметил, что временами оно слегка перекашивается, будто бы от боли. При этом Хоребарл постоянно тер левую руку. Неужели он не настолько уж неуязвим? Неужели Энгус, оказавшийся в тысячу раз благороднее этого наглого мерзавца внизу, сумел-таки ранить его перед своей смертью?

VII

Хоребард уселся в свое кресло. По-видимому, наступило время поздравлений и славословий от его гостей. Но киммериец не дождался и начала первого тоста. Он пришел сюда не пьяной знатью наблюдать. Необходимо было найти место более подходящее для его планов. И Конан знал такое место - жилые покои барона. Туда Хоребард сегодня точно придет, и скорее всего, будет там себя чувствовать в полной безопасности, а значит, его будет проще застать врасплох. Теперь главным было это место найти.

Его невольным помощником стал какой-то нобиль, которого Конан, словно кот мышь, подкараулил в темном коридоре. Схватив его, киммериец за несколько минут выяснил как местоположение баронских покоев, так и то, что, пойманный им человек участвовал во вчерашней резне. Это в итоге и решило судьбу знатного воина. Тот вылетел через ближайшее окно замка и присоединился к той парочке, что наверняка уже заинтересовала воронов.

Добраться до нужного места, обходя редких скучающих стражников, более интересовавшихся недоступным им празднеством, чем своей работой, не составило никакого труда. Охраны возле дверей в покои барона не было – то ли Хоребард, чувствуя себя в полной безопасности, не видел в этом никакой необходимости, то ли, просто напросто, таковыми были местные обычаи. Единственным препятствием оказалось то, что дверь оказалась запертой на замок. Однако это не было проблемой. По сравнению со сложными запорными механизмами, которых Конан насмотрелся в бытность свою заморанским вором, замок на этой двери оказался очень простым. Настолько простым, что варвар его не только сумел вскрыть, но и, после того, как вошел внутрь, ухитрился закрыть. Следов, которые могли бы обескуражить Хоребарда, спугнуть его, не осталось совсем.

В конце-то концов, проблема состояла совсем в другом, и по сути своей была довольно серьезной. Конан прибыл сюда отомстить, и в желании этом был тверд и сейчас. Однако … как можно убить неуязвимого человека? Этот вопрос у киммерийца возник сразу, и он намеревался найти на него ответ. Варвар очень сомневался, что даже будучи невосприимчивым к ударам меча и падению с лошади вниз головой, Хоребард сильнее его физически. Для начала Конан попробует заткнуть ему кляпом рот, выкрутить ему руки, связать и вынести барона за пределы замка. А там можно будет и поэкспериментировать – попытаться сбросить Хоребарда с огромной высоты, утопить, сжечь, закопать, ну или что-нибудь еще. Киммериец не сомневался в том, что ему в голову придет еще парочка другая идей.

В почти полной темноте, нарушаемой только слабым ночным светом, льющимся из окон, не закрытых ставнями, Конан рассмотрел, что покои барона состоят из нескольких комнат. Если бы киммериец раньше знал точное место, в котором Хоребард проводит свои ночи, то мог бы залезть сюда сразу, избежав долгих блужданий по замку. Ну, по крайней мере, выбираться отсюда будет гораздо проще. Тот факт, что комнат было несколько, был чрезвычайно удобен Конану, поскольку освобождал его от необходимости прятаться за окном, чтобы выждать подходящее для нападения время.

Для ожидания варвар выбрал комнату противоположную той, которую барон, скорее всего, изберет в такое позднее время – спальне. Ну, а если Конан ошибся и Хоребард пойдет прямо к нему, то, что же… придется действовать по обстановке. Киммериец нашел какое-то кресло, накрытое волчьей шкурой, и принялся ждать.

VIII

Прошло несколько часов, пока Конан, наконец, не услышал, как кто-то пытается войти в покои. Причем было такое ощущение, что этому человеку не терпится попасть внутрь. Звуки были резкими. Открывающий совершал гораздо больше движений, чем было необходимо для того, чтобы просто провернуть ключ в замочной скважине. Киммериец легко встал с кресла и неслышно подошел к двери, отделяющей комнату, в которой находился от помещения, куда сейчас должен будет войти пришелец. В том, что это барон, Конан сомневался до последней секунды – не будет же хозяин замка пытаться прорваться в сои покои так, как, будто за ним гонятся дикие псы!

Но это оказался все-таки Хоребард. Он влетел в свою комнату, чуть ли не швырнул масляную лампу, которую держал в руке, на ближайший столик и, также суматошно, как открывал входную дверь, теперь ее запер. Даже в ненадежном свете было видно, как от боли перекошено его лицо.

Потом барон схватил лампу и прямым ходом бросился в спальню. При этом он стонал и бешено тер левой ладонью о бедро. О том, чтобы закрыть за собой дверь, он, естественно, даже не подумал. Поэтому Конан разглядел, как Хоребард, поставив светильник позади себя, резко сорвал что-то с пальца левой руки и бросил на свою кровать.

Затем барон крикнул, как умалишенный:

- За что ты мучаешь меня? Чего тебе надо?

И тут произошло нечто, заставившее киммерийца отшатнуться от двери. Мурашки пробежали у него по спине, а волосы на его голове, казалось, были готовы встать дыбом.

Там, в спальне барона, прямо напротив Хоребарда, из воздуха возникло нечто. Черное пятно, висящее в воздухе, из которого быстро стали появляться жгутики, переплетающиеся между собой, формирующие плоть.

Пересилив нахлынувшие на него чувства, Конан заставил себя посмотреть, что происходит с его врагом. Тем временем, бывшее черное пятно приняло узнаваемые очертания. Стали видны руки, ноги, странной формы голова. Это было уже какое-то человекообразное существо, и жгутики, которые продолжали появляться в бесчисленном количестве, все больше и больше придавали ему законченный вид. Через несколько секунд демон, а киммериец и не мог его никак иначе назвать, уже стал подходить к понурившему голову барону. Это порождение тьмы было довольно высоким, черного или черно-зеленого цвета – при таком тусклом свете трудно было сказать уверенно. На лысой, круглой голове был виден очень широкий безгубый рот и маленькие глазки, над которыми, казалось, топорщились какие-то гребешки или чешуйки. Демон был совершенно обнажен, и был покрыт отвратительной слизью с ног до макушки. Но даже при всем при этом, нельзя было понять, к какому полу он принадлежит. Да и есть ли у него пол вообще.

Однако когда демон заговорил, то голос у него был мужской, хриплый, да еще и какой-то булькающий, словно в горле его была какая-то жидкость.

- Договор, Хоребард! – сказал он. - Договор! Неужели ты думал, что сможешь пользоваться моей силой бесплатно? Каждое мгновение стоит капли твоей крови, каждый час частички твоей смертной жизни! За последние дни ты истратил много, очень много. А теперь пора платить!

- Хорошо…, - тихо произнес барон и покорно уселся на кровать. – Только давай… быстро!

- Это уж как выйдет, смертный, - захохотал демон, и в неверном свете лампы стало видно, как блестят его желтые острые клыки. Внезапно чудовище замолкло и посмотрело в сторону Конана, словно почувствовав, что он за ним наблюдает. Киммериец отошел подальше в тень, но все равно продолжал смотреть на происходящее в спальне барона.

- Ты один, Хоребард? – быстро спросил демон.

- Разумеется! – воскликнул тот. – Я еще не сошел с ума, чтобы кому-то тебя показывать!

- Разумеется…, - повторило существо. – Сними рубашку, смертный.

Когда барон выполнил этот приказ, демон резко наклонился к нему и впился своими зубами ему в предплечье. Судя по выступившим на лбу Хоребарда каплям пота, его побледневшему лицу и тяжелому дыханию, стало ясно, что чудовище пьет его кровь. От такого нечестивого акта Конана захлестнула волна гнева и отвращения, но он все-таки сумел себя сдержать и остаться на месте.

Через несколько минут демон оторвался от барона и, хмыкнув, произнес:

- Почаще пользуйся моей силой, Хоребард! Я уже сейчас в нетерпении от нашей следующей встречи.

А потом мерзкое отродье тьмы исчезло, мгновенно растворившись в воздухе.

Барон на слабых ногах поднялся и дрожащей рукой стал тереть свое предплечье. Затем он обошел кровать и, повернувшись к киммерийцу спиной, принялся стоять и смотреть на что-то, лежащее на постели. По-видимому, на тот самый предмет, который он бросил туда перед тем, как появился демон.

Конан понял, что лучшего времени не найти, распахнул дверь, за которой стоял и несколькими неслышными прыжками приблизился к барону. Затем он схватил Хоребарда за голову, зажав ему рот левой рукой, а правой ударил его в висок. Расчет оказался верен – не защищаемый больше никакими силами, барон обмяк, потеряв сознание. Убедившись, что Хоребард не притворяется, киммериец положил его на кровать, стараясь не касаться того места, где белым пятном, очерченным множеством выпуклых точек, из которых сейчас сочилась сукровица, выделялся укус демона.

Рядом с головой барона, Конан обнаружил тот самый предмет, который Хоребард сорвал со своей руки и который так не решался снова поднять. Это было кольцо. Странное, необычное кольцо, поскольку сделано оно было не из металла, а выточено из какого-то бледно-зеленого камня. Слишком хрупкий материал и казалось бы, очень ненадежный. Мало кто стал бы делать из него украшение, да и, судя по искусной работе – изящное переплетение узоров создавало впечатление, словно кольцо сплетено из тонких ниточек - мало кто сумел бы такое сделать. Но вот оно, лежит перед ним.

Но сейчас вид украшения портили следы запекшейся крови, забившие все щели между ниточками узора. Киммериец поднял безвольную руку Хоребарда. Так и есть, на одном из пальцев была достаточно глубокая ранка, казалось охватывающая его словно кольцо. Вот как демон требовал расплаты!

Из уст варвара вырвалось проклятье:

- Кром! – проговорил он шепотом.

Конан посмотрел на бесчувственного барона. Если киммериец исполнит свою месть сейчас, когда Хоребард абсолютно беззащитен, то ничем не будет отличаться от этого бессовестного ублюдка. Но дожидаться пока барон придет в себя или тем более, оставлять его здесь, было полнейшей глупостью. Варвар осмотрелся вокруг, и почти сразу же ему на глаза попалось раскрытое окно, у которого от ветра раскачивались ставни….

IX

Над огромной равниной, на которой два дня назад гремела кровопролитная битва, сегодня ярко светило ласковое солнце, на голубом небе было ни облачка, и только холодный северный ветер все также продолжал резко свистеть, унося мертвецкую вонь. Трупов стало гораздо меньше. Скорее всего, часть павших крестьян унесли родные, нашедшие силы и средства добраться до этого места. Однако мертвецов все равно было очень много и, после двух дней на открытом воздухе, зрелище они составляли не из приятных. К падальщикам присоединились мухи. Поэтому, несмотря на солнце, равнина была по могильному мрачной.

Конан решил привезти Хоребарда сюда. Где все началось, решил варвар, там оно должно и закончится. Если люди барона и обнаружили его пропажу, даже если они связали это с тремя трупами возле замка, то вряд ли они будут искать его здесь. Хоребард очнулся уже несколько часов назад и, естественно, почти сразу же стал дергаться и порываться бежать. Однако крепкие веревки, кляп во рту и мешок на голове надежно держали его на месте.

Посчитав, что место подходит для его целей, киммериец остановил коня, спрыгнул с него, а затем стреножил. Потом рывком сбросил со спины скакуна связанного Хоребарда. Барон понял, что сейчас должно что-то произойти и затих, явно не зная, что его ожидает. Через пару минут у него остались только связанными руки, да сохранился кляп во рту, который Конан почти сразу же сорвал.

Глядя на кинжал в руках киммерийца, барон испуганно произнес скороговоркой:

- Чего ты хочешь? Я богатый человек! Я дам тебе все, что ты попросишь. Только не убивай! Я…

Но Конан лишь покачал головой, потом схватил Хоребарда и освободил ему руки. Затем он поднялся и бросил, перед растирающим руки бароном, меч.

- Я не настолько цивилизован, чтобы резать беззащитного человека. Мы будем биться. Но честно, клянусь Кромом! Готовься к бою!

Правая рука барона дернулась, но вовсе не в сторону меча, а к пальцу на левой ладони, на котором, естественно, ничего не было.

- Это ищешь? - усмехнулся киммериец и, вытащив из-за пазухи небольшую тряпицу, в которой было что-то завернуто, потряс ею в воздухе. – Я сказал, мы будем биться честно! Ты обычно побеждал, не опасаясь за свою шкуру. Два дня назад напал исподтишка, поведя воинов на ослабших крестьян. Вчера зарезал Энгуса, будучи под защитой колдовства. Но я, не ты. В отличие от тебя, я дам тебе шанс на победу!

- Варвар! – оскалил зубы в гневе Хоребард. – Я помню тебя! Надо было убить тебя еще тогда!

- У тебя будет такая возможность, - произнес Конан. – Готовиться будешь?

- Чтоб тебя Нергал сожрал, дикарь проклятый! Буду!

Северянин кратко кивнул и, не сводя с барона глаз, отошел от него, а затем принялся ждать, держа в ладонях ножны с мечом.

Тем временем Хоребард поднялся и, подняв с земли свой клинок, стал разминаться. Несколько минут он махал клинком в воздухе, а потом без предупреждения и, как ему казалось, неожиданно, подскочил к киммерийцу и рубанул его сверху вниз. Но Конан был готов к этому. Отразив удар полувытащенным из ножен мечом, он отбросил барона прочь, пнув его ногой.

- Был ты трусом, Хоребард, трусом и сдохнешь! – почти беззлобно сказал киммериец.

- Постараюсь, чтобы это случилось не здесь! – с напускной бравадой воскликнул барон, и бросился на варвара с атакой.

Несмотря ни на что Хоребард оказался очень умелым бойцом. Он мастерски наносил удары, умело отражал удары Конана, умело пользовался ногами и правильно применял обманные движения. Однако киммериец ничем ему не уступал и, в конце концов, оказался сильнее и выносливее барона. Не прошло и четверти часа, как Хоребард выдохся. Его удары разбивались о клинок варвара, заставляя терять его последние силы и терпеть боль от вибрации в рукояти меча. Атаки же Конана проминали его защиту, все ближе и ближе подпуская оружие варвара к телу барона.

Все закончилось тем, что, будучи не в стоянии сдержать удар, Хоребард позволил клинку киммерийца продавить свою ослабшую руку с мечом. Блестящее, тонкое лезвие вошло в глазницу барона и рассекло его череп вплоть до подбородка. Хоребард умер почти мгновенно, не позволив агонии испортить то, что осталось от его лица….

Отойдя от поверженного врага, вспотевший, усталый киммериец позволил себе отдышаться, а затем снова вытащил из-за пазухи тряпицу, в которую было замотано злополучное кольцо. Развернув ее, он пару секунд смотрел на причудливое украшение, заманчиво блестящее в лучах полуденного солнца. Затем, взяв клинок наизготовку, он положил кольцо на ближайший камень и топнул, с размаху опустив на него пятку своего сапога. Земля не разверзлась, небо не потемнело, и никакой демон не явился из мерзких глубин нечестивых бездн. Конан кивнул и, вытерев клинок, вложил его в ножны. Потом он повернулся и побрел в сторону своего стреноженного коня.

А холодный ветер уже начал сдувать с камня светло-зеленую крошку – все, что осталось от злополучного кольца….